Заднелатеральная ротационная нестабильность коленного сустава: эволюция и современные тренды хирургического лечения

Background. Diagnostics and treatment of patients with chronic posterior and posterolateral instability of the knee is one of the most understudied problems of modern orthopedics. This is due to rather low frequency of this pathology, as well as to complex anatomy of tendoligamentous structures of the posterolateral part of the knee joint. Steadily increasing number of foreign publications dedicated to this topic say that there is no common approach to the tactics of surgical treatment of patients of this category at the moment. Aim of review to evaluate the main trends of surgical treatment of this pathology according to the stage of involvement of various anatomical structures responsible for posterolateral rotational instability in the pathologic process. Results. Despite a large number of methods of surgical treatment of posterolateral corner injuries, when analyzing modern publications, several main trends concerning posterolateral instability of the knee joint can be identified. In case of type 1 posterolateral instability, an isolated arthroscopic posterior cruciate ligament plasty is the most optimal. As for types 3 and 4, today such anatomical techniques as Larson and LaPrade have completely replaced the methods of non-anatomical reconstruction of the posterolateral corner. In addition, a large number of publications have recently appeared concerning arthroscopic techniques of these surgeries. The most important problem concerns the extent and the methods of surgical intervention in case of type 2 instability. Authors of the article consider that an arthroscopic posterior cruciate ligament plasty combined with popliteal tendon plasty is the most optimal for such category of patients. Conclusion. The actual problem is the question of the method of surgical treatment in case of type 2 instability. The optimal technique for such patients is arthroscopic posterior cruciate ligament plasty combined with popliteal tendon plasty.Введение. Диагностика и лечение пациентов с хронической задней и заднелатеральной нестабильностью коленного сустава является одной из малоизученных проблем современной ортопедии. Связано это с достаточно низкой частотой встречаемости данной патологии, а также со сложностью анатомического строения связочно-сухожильных структур заднелатерального отдела коленного сустава. Неизменно возрастающее число зарубежных публикаций, посвященное данной теме, говорит о том, что на данный момент нет единого подхода к тактике хирургического лечения пациентов данной категории. Цель обзора на основе анализа научной литературы оценить основные тренды хирургического лечения заднелатеральной ротационной нестабильности в зависимости от степени вовлеченности в патологический процесс различных анатомических структур. Результаты. Несмотря на большое количество методик хирургического лечения повреждений заднелатерального угла при анализе современных публикаций можно выделить несколько основных тенденций развития хирургических методов лечения заднелатеральной нестабильности коленного сустава. При заднелатеральной нестабильности 1-го типа оптимальной является изолированная артроскопическая пластика задней крестообразной связки. При нестабильности 3-го и 4-го типов на сегодняшний день анатомические методики типа Larson и LaPrade полностью вытеснили методики неанатомической реконструкции заднелатерального угла. Кроме того, в последние годы появилось большое количество публикаций, посвященных артроскопическим методикам выполнения подобных операций. Наибольшую проблему вызывает вопрос об объеме оптимальным выполнение таким пациентам пластики задней крестообразной связки, дополненной пластикой сухожилия подколенной мышцы, выполненных артроскопическим способом. Заключение. Анализ литературы показал, что наименее освященным является вопрос об объеме и способе хирургического вмешательства при заднелатеральной нестабильности 2-го типа. Наиболее подходящим мы считаем выполнение таким пациентам пластики задней крестообразной связки, дополненное пластикой сухожилия подколенной мышцы, выполненной артроскопическим способом

Some aspects of thermal resistance measurement technique for IMPATT and light-emitting diodes

Some aspects of measuring the thermal resistance to a constant heat flow at a p-n junction–package region in IMPATT and light-emitting diodes are considered. We propose a method of studying the thermal resistance of high-power light-emitting diodes. This method makes it possible to increase accuracy of measuring the thermal resistance by determining the temperature at a linear section of the voltage−temperature curve. A possibility to measure the thermal resistance of IMPATT diodes by using the pulse I-V curves is shown. This enables one to simplify calculations and increase accuracy of measuring the thermal resistance

Nano-scale liposomal container with a «signal system» for substances delivering in living cells

Aim. The aim of this research is to study the possibility to supply the nano-scale liposomal «container», used for the targeted substance delivery inside the living cells, with a «signal system» to trace the liposome fate in real time. Methods. For this purpose, the methods of fluorescence microscopy, fluorescence spectroscopy and microspectroscopy have been used. Results. The cellular uptake of hydrophobic fluorescent probes DiO and DiI, preloaded in phosphatidylcholine (PC) liposomes, in real time has been studied using fluorescence resonance energy transfer (FRET) from the donor probe DiO to the acceptor one DiI. It has been revealed that after 3 hours incubation of hepatocytes with FRET liposomes, the FRET signal almost disappears, whereas DiO fluorescence becomes very intensive. Conclusions. The loss of FRET signal could be used as a «signal system» to monitor the cell-liposome fusion and delivery of any active compounds to cells. Key words: liposomes, fluorescent probes, cells, fluorescence resonance energy transfer.Мета. Встановити можливість оснащення ліпосомних «контейнерів», які використовують для спрямованої доставки речовин у живі клітини, «сигнальною системою» для відстеження взаємодії ліпосом з клітинами у часі. Методи. Використано методи флуоресцентної мікроскопії, флуоресцентної спектроскопії і мікроспектроскопії. Результати. Із застосуванням ефекту безвипромінювального перенесення енергії електронного збудження (БПЕ) від зонда-донора DiO до зонда-акцептора DiI, інкорпорованих у ліпідні бішари фосфатидилхоліну (РС) ліпосом, вивчено процес входження гідрофобних флуоресцентних зондів у клітину. Визначено, що після 3 год інкубації клітин гепатоцитів з ліпосомами, у яких спостерігається БПЕ між парою зондів, сигнал БПЕ практично зникає, у той час як флуоресценція донора DiO стає дуже інтенсивною. Висновки. Ефект втрати сигналу БПЕ можна використовувати як «сигнальну систему» для моніторингу взаємодії ліпосоми з клітиною та доставки активної речовини у клітину. Ключові слова: ліпосоми, флуоресцентні зонди, клітини, безвипромінювальне перенесення енергії.Цель. Установить возможность снабжения липосомных «контейнеров», используемых для направленной доставки веществ в живые клетки, «сигнальной системой» для отслеживания взаимодействия липосом с клетками во времени. Методы. В работе использованы методы флуоресцентной микроскопии, флуоресцентной спектроскопии и микроспектроскопии. Результаты. С применением безызлучательного переноса энергии электронного возбуждения (БПЭ) от зонда-донора DiO к зонду-акцептору DiI, инкорпорированных в липидные бислои фосфатидилхолина (РС) липосом, изучен процесс вхождения гидрофобных флуоресцентных зондов в клетку. Обнаружено, что после 3 ч инкубации клеток гепатоцитов с липосомами, в которых наблюдается БПЭ между парой зондов, сигнал БПЭ практически исчезает, в то время как флуоресценция донора DiO становится очень интенсивной. Выводы. Эффект потери сигнала БПЭ можно использовать в качестве «сигнальной системы» для мониторинга взаимодействия липосомы с клеткой и доставки активного вещества в клетку. Ключевые слова: липосомы, флуоресцентные зонды, клетки, безызлучательный перенос энергии

Measurement of dijet photoproduction for events with a leading neutron at HERA

Differential cross sections for dijet photoproduction and this process in association with a leading neutron, e+ + p -> e+ + jet + jet + X (+ n), have been measured with the ZEUS detector at HERA using an integrated luminosity of 40 pb-1. The fraction of dijet events with a leading neutron was studied as a function of different jet and event variables. Single- and double-differential cross sections are presented as a function of the longitudinal fraction of the proton momentum carried by the leading neutron, xL, and of its transverse momentum squared, pT^2. The dijet data are compared to inclusive DIS and photoproduction results; they are all consistent with a simple pion-exchange model. The neutron yield as a function of xL was found to depend only on the fraction of the proton beam energy going into the forward region, independent of the hard process. No firm conclusion can be drawn on the presence of rescattering effects.Comment: 40 pages, 18 figure

3-Substituted pyridines. preparation of 3, 5-dimethylpyridine4-phenyldipyridine, and syntheses based on it

3, 5-Dimethyl-4-phenylpyridine is prepared by catalytic dehydrogenation and N-demethylation of 1, 3, 5-trimethyl-4-phenyl-Δ3-piperidine. Oxidation of the former gives 4-phenylpyridine-3, 5-dicarboxylic acid and the dimethyl ester and bis(diethylamide) of the acid are prepared. The same acid is used to prepare 4-phenylpyridine, methyl 2-azafluorenone-4-carboxylate, and also a compound assumed to be 6,14 dioxo3-azatetracyclo[9. 2. 1. 05, 13. O7,12]tetradeca-2, 4, 7, 9, 11, 13-hexaene. © 1969 The Faraday Press, Inc

3-Substituted pyridines. preparation of 3, 5-dimethylpyridine4-phenyldipyridine, and syntheses based on it

3, 5-Dimethyl-4-phenylpyridine is prepared by catalytic dehydrogenation and N-demethylation of 1, 3, 5-trimethyl-4-phenyl-Δ3-piperidine. Oxidation of the former gives 4-phenylpyridine-3, 5-dicarboxylic acid and the dimethyl ester and bis(diethylamide) of the acid are prepared. The same acid is used to prepare 4-phenylpyridine, methyl 2-azafluorenone-4-carboxylate, and also a compound assumed to be 6,14 dioxo3-azatetracyclo[9. 2. 1. 05, 13. O7,12]tetradeca-2, 4, 7, 9, 11, 13-hexaene. © 1969 The Faraday Press, Inc

НАШ ПОДХОД К ОПЕРАТИВНОМУ ЛЕЧЕНИЮ ЗАСТАРЕЛЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ АХИЛЛОВА СУХОЖИЛИЯ. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ПРОСТОЕ РЕШЕНИЕ?

Introduction. Subcutaneous rupture of achilles tendon is a frequent trauma and most patients with such pathology are men of working age. Even though it is not difficult to diagnose such ruptures, especially those that need surgical treatment, there are numerous cases when patients come to a surgeon with a big delay. In such cases, the rupture becomes «chronic» or «neglected» and can be no longer treated as an acute rupture. There are many techniques of operative treatment of chronic achilles tendon ruptures, but still there is no consensus on which technique is to be considered the most simple, effective and safe.The aim of this study is to evaluate the effectiveness of using peroneus brevis tendon as a graft for treatment of achilles tendon defects type 3 in Kuwada classification. Will this technique bring good and excellent results that are comparable with end-to-end suture after acute achilles tendon ruptures?Materials and methods. The present study includes 13 patients in which peroneus brevis was used for treatment of neglected achilles tendon rupture (group I) and 18 patients after end-to-end suture after acute achilles tendon rupture (group II). Group I consisted of patients with neglected rupture of achilles tendon that was not previously treated due to various reasons and with a significant defect.Results. Mean surgery duration in group I was 91.9±6.6 (Me — 100) min, in group II — 43.2±2.2 (Me — 45) (p = 0.0001). damaged limb was evaluated using achilles Tendon Total Rupture Score, mean post-op follow up was around 1 year. The results were: group I — 86.6±2.28 (Me — 87), group II — 93.4±1.01 (Me — 94) (p = 0.04). This means, that despite quite high scores in group I, they are still statistically worse than scores after suture of acute rupture in group II. There was no difference in post-operative complication rate between the groups (p0.05). The most common complication for both groups was range of motion restriction in ankle joint. None of the patients had ankle joint instability after surgery.Conclusion. Management of neglected ruptures of achilles tendon type 3 (in Kuwada classification) with peroneus brevis autologous graft is an effective and safe technique, that achieves good and excellent results in treatment of this group of patients, in absolute numbers is comparable to functional outcomes after end-to-end suture of acute achilles tendon ruptures, but statistically demonstrates significantly worse results.Актуальность. Основную долю пациентов с подкожным разрывом ахиллова сухожилия составляют люди трудоспособного возраста. Несмотря на то, что подкожный разрыв ахиллова сухожилия нередко сопровождается выраженным нарушением функции голеностопного сустава, пациенты нередко обращаются за медицинской помощью несвоевременно. В таких ситуациях диагноз формулируется как «застарелый разрыв», и подходы к лечению становятся иными, нежели при острой травме. В настоящее время существует большое количество методик оперативного лечения застарелых повреждений ахиллова сухожилия, однако до сих пор нет единого мнения о том, какая из них проще в исполнении, эффективнее и безопаснее.Цель исследования — оценить эффективность использования сухожилия короткой малоберцовой мышцы для пластического замещения дефекта ахиллова сухожилия.Материал и методы. В ретроспективное исследование был включен 31 пациент с повреждением ахиллова сухожилия. Группу I составили 13 пациентов с застарелым повреждением, которым по разным причинам не был выполнен первичный сухожильный шов. В этой группе для замещения дефекта ахиллова сухожилия использовали сухожилие короткой малоберцовой мышцы. В группу II вошли 18 пациентов, которым при поступлении в стационар был установлен диагноз разрыва ахиллова сухожилия и произведен его первичный шов.Результаты. Продолжительность операции в группе I составила 91,9±6,6 (Me — 100) мин, в группе II — 43,2±2,2 (Me — 45) (p = 0,0001). Функцию поврежденного голеностопного сустава прооперированных пациентов в обеих группах оценивали с использованием шкалы Ahilles Tendon Total Rupture Score в среднем через 1 год после лечения. При этом получены следующие данные: в группе I — 86,6±2,28 (Me — 87) баллов, в группе II — 93,4±1,01 (Me — 94) баллов (p = 0,04). При оценке послеоперационных осложнений значимых отличий в их распространенности выявлено не было (p0,05). Наиболее частым осложнением, зарегистрированным в обеих группах, была контрактура голеностопного сустава. Ни у одного пациента после выполнения пластического замещения дефекта ахиллова сухожилия не была зарегистрирована фронтальная нестабильность голеностопного сустава.Выводы. Замещение дефекта ахиллова сухожилия III типа по классификации G. Kuwada аутотрансплантатом сухожилия короткой малоберцовой мышцы является эффективным и безопасным вмешательством. Однако несмотря на то, что в группе I была получена высокая балльная оценка восстановления функции голеностопного сустава, анализ показал, что она статистически значимо ниже, чем в группе II

The initial results of using brolucizumab (Beovu®), an angiogenesis inhibitor, for choroidal neovascularization in patients with age-related macular degeneration

N.S. Zhayvoronok1, O.V. Kolenko1–3, L.P. Danilova1,2, E.L. Sorokin1,3 1Khabarovsk Branch of the S. Fedorov Eye Microsurgery Federal State Institution, Khabarovsk, Russian Federation 2Institute of Advanced Training of Healthcare Specialists, Khabarovsk, Russian Federation 3Far Eastern State Medical University, Khabarovsk, Russian Federation Aim: to assess the clinical efficacy of brolucizumab for choroidal neovascularization (CNV) in patients with age-related macular degeneration (AMD). Patients and Methods: clinical assessment of the efficacy of brolucizumab was performed in 25 patients (25 eyes) with neovascular AMD. The dynamic monitoring included optical coherence tomography to assess the localization and area of the neovascular complex, as well as the density and thickness of the new blood vessels (OCT-angiography). Three injections of brolucizumab (in a dose of 6 mg/0.05 mL) were performed once a month. The follow-up period was 4 months. Results: the mean age of patients was 68±5 years. After the first injection of brolucizumab, there was a statistically significant decrease in the mean values of central retinal thickness (CRT) and macular volume (MV) vs the baseline values. By month 4, a statistically significant increase in the best corrected visual acuity (BCVA) vs. that at the baseline was achieved: from 0.3 (0.2; 0.45) to 0.6 (0.4; 0.6) (p&lt;0,001). In all patients after three injections the minimal values of CRT were reported: they decreased from 298 (284; 302) to 268 (263; 270) µm. Also, MV reduced from 10.4 (9.5; 10.7) to 8.8 (8.7; 9.3) mm3 (p&lt;0,001). After one month in 22 of 25 patients and after three intravitreal injections of brolucizumab in 3 patients an adhesion of the neuro- and pigment epithelium was recorded with the complete resorption of the subretinal fluid, and the subretinal fluid was not found. Subjectively, all patients noted an improvement in the quality and contrast sensitivity of central vision after treatment. Conclusions: after each injection of brolucizumab, there was a statistically significant progressive reduction in macular parameters, CRT and MV, coupled with an increase in mean BCVA values. Keywords: vascular endothelial growth factor, anti-VEGF, brolucizumab, age-related macular degeneration, neovascular age-related macular degeneration, wet age-related macular degeneration, treatment efficacy. For citation: Zhayvoronok N.S., Kolenko O.V., Danilova L.P., Sorokin E.L. The initial results of using brolucizumab (Beovu®), an angiogenesis inhibitor, for choroidal neovascularization in patients with age-related macular degeneration. Russian Journal of Clinical Ophthalmology. 2022;22(4):228–233 (in Russ.). DOI: 10.32364/2311-7729-2022-22-4-228-233. </p