Thirty Years of Religious Freedom in Russia: The Case of Ekaterinburg

The religious revival, which began nationwide during the USSR’s last decade, affected all religious denominations, including the so-called “traditional” religions, which had deep roots in Imperial Russia’s history, and new religions that appeared after the collapse of Soviet ideology. The religious renaissance manifested itself through the rapidly increasing number of religious communities, religion’s fast penetration into social and political life, and the church buildings that mushroomed all over the country. This article focuses on the history of the religious landscape in Russia since 1989, using the city of Ekaterinburg as a case study. We use the religious landscape concept to analyze the representation of different religions in the city, which manifested themselves through the buildings designed and used for public worship—the main elements and markers of religious life in the city. This research is based on contemporary statistics and narratives about Ekaterinburg’s religious institutions, as well as field observations. Elena Glavatskaya is a senior research fellow at the Institute of History and Archaeology of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences and a history professor at Ural Federal University in Ekaterinburg, Russia. She received a PhD in history for her dissertation, which focused on the Siberian people’s religious traditions. She has published over one hundred articles on ethnic and religious minorities in Russia and the Russian Orthodox Church history. Glavatskaya currently leads a research project focused on ethno-religious and demographic dynamics in the Urals

Yarovoy Law Struck the Protestants: an Interview with the Historian of Religions, Elena Glavatskaya

Elena Glavtaskaya is a professor of history at Ural Federal University in Yekaterinburg, Russia. She has defended her Kandidatskaya dissertation in 1992 and her Doktorskaia dissertation in 2005 at the university. She has also led several research projects focused on the religious landscape of the Urals and Siberia and is currently leading the research project, “Ethno-religious and demographic dynamics in mountainous Eurasia around 1900,” supported by the Russian Science Foundation. Her latest articles are “Nobody Pressed Hard, and People Listened to the Message of the Kingdom,” “Jehovah\u27s Witnesses» of the Sverdlovsk Oblast: a historical and anthropological research,” published in Quaestio Rossica, and “Religious Landscape in Post-revolutionary Russia. The Case of Ekaterinburg,” published in Transilvanian Review. She also serves as an advisory editor for Occasional Papers in Religion in Eastern Europe. She was interviewed by Sergey Belyaev, a representative of the information agency “Politsovet.ru” in January 2018

Catholic immigrants in Nineteenth to Twentieth Centuries Urals: Scenarios of Establishing and Maintaining Connectedness

Статья посвящена эволюции католических учреждений на Урале. Католики в этом регионе были представлены в основном этно-конфессиональными сообществами поляков, переселившихся из европейской части Российской империи в конце XIX – начале XX вв. Статья написана на основе документов местных архивов, социологических обследований 2008-2012 гг., материалов переписей, полевых наблюдений, интервью и данных на официальных сайтах католической церкви. Институты католической церкви исторически были связаны с польской и западноевропейской культурой, способствовали сохранению этнической идентичности части населения, играли важную роль в социальной защите. Пример екатеринбургских католиков показывает, что установление и поддержка связей в рамках религиозного сообщества были связаны с разнообразными сюжетами: идентичностью, государственной политикой, социальной поддержкой, ритуальными практиками, институционализацией, образованием, формированием лидера, созданием социальной и информационной сети, включением в местный культурный ландшафт и поддержкой извне. Каждый из этих сюжетов актуализировался в на определенном этапе развития сообщества.This research was sponsored by the Russian Foundation for Basic Research Grant No.15‒06‒08541A, “Religious Diversity of a Eurasian City: A Statistical and Cartographic Analysis of Late 19th Century to Early 20th Century Ekaterinburg.

“Reading” Urban Religious Landscape in the Late 19th–Early 20

This article presents preliminary results from the project “Religious diversity in a Eurasian city: statistical and cartographic analyses”. The project focuses on the evolution of the religious landscape in the late 19th – early 20th century Ekaterinburg. The research is based on documents extracted from state and private archives, statistics, and visual materials. We have reconstructed how different religious denominations formed their institutions in the late 1

Alexey Starostin (ed.) Muslims in Russia’s Far East: History and Contemporary Situation. (Book Review)

A review of Alexey Starostin (ed.) Мусульмане на Дальнем Востоке России: история и современность (Muslims in Russia’s Far East: History and Contemporary Situation). Kazan’ : Typografia “Algoritm+”, 2020, 656 pp, hardback. ISBN: 978-5-6042963-5-6

The long-term effect of lead on the health of preschool children of the industrial city

The biomonitoring of the lead in milk teeth of preschool children has been carried out; features of their psychophysiological state have been studied. The content of delta-aminolevulinic acid (-ALA) and coproporphyrin (CP) in the urine of the examined children, was also determined. An increased content of lead in the milk teeth, increased activity of delta-aminolevulinic acid and deterioration of the psychophysiological parameters of the examined children were determined in the research

“The regiment is doing fine ...”: the history of the missionary church tent

The article was submitted on 10.01.2014.The article is devoted to the phenomenon of mobile churches. It examines the history of the mobile missionary church tent, which was established to promote Christianity among the Mansi people – indigenous reindeer herders in the Northern Urals. During World War I this mobile little missionary church was conveyed to the infantry regiment formed in the Urals and sent to the front line in France. From the missionaries’ reports and the documents of the Russian Orthodox Church Missionary Society published in Yekaterinburg Diocese’s newsletter, it was found that the original project of the mobile missionary church tent was suggested by Arkadii Garyaev. He was a missionary priest in the northernmost parish of Yekaterinburg Diocese. Arkadii Garyaev tragically Church. The missionary church tent fully equipped with ecclesiastical throne and iconostasis weighed only 70 kg and when folded could be transported on a sledge pulled by reindeers, allowing missionaries to reach the most remote settlements of the nomadic Mansi. These qualities of the little church tent were appreciated both by the regiment’s priest, soldiers and numerous guests in frontline France during World War I.В статье рассматривается история появления на Урале походной миссионерской церкви, которая была предназначена для утверждения православия среди манси – «язычников» Северного Урала, а в годы Первой мировой войны была передана в действующую армию и оказалась во Франции – на линии фронта. На основании материалов Комитета православного миссионерского общества и отчетов миссионеров, опубликованных в «Екатеринбургских епархиальных ведомостях», удалось установить, что автором усовершенствованной походной церкви-палатки был священник-миссионер самого северного из приходов Екатеринбургской епархии, Аркадий Гаряев, трагически погибший во время гражданской войны и канонизированный Русской православной церковью. Спроектированная им походная церковь-палатка, с престолом, иконостасом и всей утварью, весила 70 кг, легко складывалась и перевозилась на оленьей упряжке, позволяя миссионерам добираться в самые отдаленные стойбища, поражая воображение оленеводов. Эти качества были по достоинству оценены полковым священником, солдатами и многочисленными гостями Восточного фронта в 1916 г

Siberian Babilon: swedish prisoners of war in the 18th century

The article was submitted on 10.06.2015.The article is devoted to the history of Swedes in Siberia from their capture in 1709 until their release after the signing of a peace treaty in 1721. The analysis is based on memoirs, diaries and literary works as well as documents from the Tyumen State Archive. The article examines the way in which the prisoners preserved their identity in exile. The Lutherans’ hostility towards the Russian Orthodox Church followers and those of their compatriots, who decided to join it, increased the prisoners’ religious isolation. The paper also considers their inclusion into cultural life and their interest in other groups of people by whose side they spent over a decade. There was an urgent issue connected with starting and leading a family life. Given the shortage of Lutheran brides in Siberia, the prisoners had to develop appropriate marriage strategies. As a result, many widows became involved in a new relationship immediately after the death of their husbands. Most interfaith marriages broke up and the Russian Orthodox wives were abandoned together with their children in Russia after the peace treaty of 1721 and the return of the prisoners to their homeland. The community of the Swedes was formed by more than 75 colonies dispersed throughout the country. They were mostly located in three regions, i. e. Central, Volga and Western Siberia. The colonies were associated with the Field Commissariat established in Moscow and ten administrative offices for prisoners of war. Senior army officers and aristocrats were settled in the capital and its suburban monasteries; most of the rank and file and junior officers worked in factories and shipyards. The most educated groups of officers resided in the Asian part of Russia, organizing the most active and successful colony in Tobolsk. Religion became the backbone and axis around which their community life concentrated, allowing the prisoners to accept their destiny and preserve their identity. The prisoners themselves initiated the establishment of institutions necessary for a full-fledged religious life in exile. They established congregationsservices, as well as schools for both their children and people who wanted to nurture their spirituality. Stories of the Old Testament turned out to be the most appropriate for the prisoners’ sentiments. Captivity and exile to Siberia were perceived by many as punishment for their sins, similar to the Old Testament Babylonian captivity and deliverance, eventually leading to purification and spiritual growth. This helps explain why during captivity, many officers not only received religious education, but also took active part in the Christianization of the peoples of Siberia and described their indigenous religions. Such a goal gave their stay in Siberia a deep sense of universal meaning, helping them overcome the hardships of captivity and exile, while hoping to eventually return to their homeland.Статья посвящена истории нахождения шведов в Сибири с момента их захвата в 1709 г. и до освобождения после подписания мирного договора в 1721 г. На материалах мемуаров, дневников, литературных сочинений шведов и документов Тобольского филиала Тюменского государственного архива в статье рассматривается то, каким образом пленные сохраняли свою идентичность в местах ссылки. Конфессиональный изоляционизм пленных поддерживался неприязнью, которую испытывали лютеране к представителям православного исповедания и тем из своих соотечественников, кто перешел в него. Рассмотрены вопросы приобщения пленных к местной культурной жизни и их интерес к людям, рядом с которыми они провели более десятка лет. Одной из острых проблем, с которыми пришлось столкнуться пленным в Сибири, было создание семьи. В условиях нехватки невест лютеранского вероисповедания пленные вырабатывали свои стратегии брачного поведения. Так, многие вдовы неизбежно оказывались вовлечены в новые отношения сразу после смерти мужей. Большинство межконфессиональных браков с православными невестами распалось после заключения мирного договора и возвращения пленных на родину. Авторами установлено, что диаспора пленных шведов представляла собой систему из 75 самостоятельных колоний-поселений, разбросанных по всей стране. В основном они были сосредоточены в трех регионах – центральном, приволжском и западно-сибирском. Колонии были связаны с фельд-комиссариатом, учрежденным в Москве, и с десятью представительствами на местах размещения военнопленных. Высшие армейские чины и аристократия были поселены в столице и ее пригородных монастырях; большая часть рядовых и младших офицеров трудились на заводах и верфях. Наиболее образованная часть офицерства оказалась на территории Азиатской части России, в особенности на Урале и в Западной Сибири. Самой организованной, активной и успешно адаптированной являлась колония в Тобольске. Документы свидетельствуют, что в кризисной ситуации плена религия стала системообразующей осью, вокруг которой концентрировалась жизнь сообщества пленных. При этом инициатива по созданию институтов, необходимых для полнокровной религиозной жизни в изгнании, зарождалась в среде самих пленных. Они активно создавали приходы и группы для обсуждения религиозных вопросов, обустраивали места для общественной службы, школы для молодежи и желающих поднять уровень своего духовного образования. Сюжеты Ветхого Завета оказались более близки настроениям узников. Плен и высылка в Сибирь воспринимались многими как наказание за грехи, аналогичное ветхозаветному Вавилонскому плену, а освобождение связывалось с очищением и духовным ростом. Многие видели свою миссию в просвещении аборигенного населения и приняли активное участие в описании его религиозных традиций и христианизации

Russian religious non-conformism in the late 19th and early 20th centuries: baptists and evangelical christians in the Urals

The article was submitted on 30.03.2016.The article focuses on Russian religious non-conformists (Baptists and Evangelical Christians) from the late 19th century until 1929. The research is based on the analysis of various historical, archival, and personal sources, as well as oral and printed sources, photographs and legislation, and the First Russian Census of 1897. The authors also collected materials during field research among the Yekaterinburg Baptists in 2014–15 (field materials from N. Yu. Popova’s archive) and used documents from the personal archive of Yekaterinburg’s Baptist community leader P. D. Yakovlev. As a result, they managed to define the dynamics of Baptist and Evangelical Christian growth and distribution in the Urals and to demonstrate their ethnic and gender composition and literacy level. The article shows that the Evangelical movement started to develop in the Central Urals later than in other regions of Russia and embraced ethnic Russians with a relatively high level of literacy. This could be because of the Central Urals’ special status as a mining and metal producing region that did not play host to exiles. In addition, it was one of the strongholds of the Old Believers, the representatives of an older form of Russian nonconformity. Yekaterinburg was the centre of religious non-conformists in the Urals and had the largest Baptist congregation in the region by the end of the 1920s. The Ural Evangelical movement developed in the same way as in Europe, attracting socially active and mobile urban youth and women. The authors argue that, although it was in opposition to the Orthodox Church, the Evangelical movement presented no danger to the state, but rather contributed to the development of civil society in late 19th- and early 20th-century Russia.Рассмотрен феномен российского религиозного нонконформизма на примере истории евангельского движения на Урале, прежде всего баптистов и евангельских христиан, с конца XIX в. до 1929 г. На основании широкого круга исторических источников архивного, личного, устного и печатного генезиса, а также фотодокументов и данных Первой всеобщей переписи населения Российской империи проанализированы динамика численности и расселение баптистов и евангельских христиан Среднего Урала; определен этнический и гендерный состав представителей этих движений, уровень их грамотности. Кроме того, привлечена информация, полученная в ходе полевых исследований среди членов церкви баптистов Екатеринбурга (полевые материалы из личного архива Н. Ю. Поповой) и архив руководителя общины баптистов г. Екатеринбурга П. Д. Яковлева. Установлено, что развитие евангельского движения на Среднем Урале началось позднее, чем в остальных регионах России, что могло быть следствием особого статуса горнозаводского Урала и высокой концентрации старообрядческих общин – оплота раннего российского религиозного нонконформизма. Екатеринбург стал центром евангельских движений на Урале уже в конце XIX в., а к концу 1920-х гг. в городе существовали активные общины баптистов и евангельских христиан. Евангельское движение динамично развивалось на Урале в том же направлении, что и аналогичные церкви в Европе, привлекая социально активные и мобильные слои городской молодежи и женщин. Авторы предлагают рассматривать евангельские общины как общественные организации, находившиеся в оппозиции официальной религиозности, что способствовало развитию гражданского общества в стране в конце XIX – начале XX в.Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ, грант № 15-06-08541 «Религиозное разнообразие евразийского города: статистический и картографический анализ (на примере Екатеринбурга в конце XIX — начале XXI в.)»