Folktales of ‘The Wager on the Wife’s Chastity’ Type and the Old Russian Versions of Bieniasz Budny’s “A Tale of a Merchant” (episodes from the first part)

Russian folktales which belong to ‘The wager on the wife’s chastity’ type (882 in The Aarne–Thompson tale type index) owe their origin to the tale of Zinevra from “The Decameron” (II, 9) by Giovanni Boccaccio. Adapted by the Old Russian literature, it gradually became part of the oral tradition and underwent the process of folklorization. It should be stressed, however, that the tale wasnot translated directly from Italian but from Polish, and that it was “Historia o kupcu” [“A tale of a merchant”] by Bieniasz Budny that played the role of the mediating text. The reception of the Old Russian translation of the tale was quite favourable, as evidenced by the existence of five versions and the fact that their authors did not limit themselves to passively reproducing the original. Analysis of episodes from the first part of the tales of the faithful wife shows that folk creators were mainly inspired by two Old Russian versions of “Tale of a merchant: A facetious tale” and “A strange tale”. In addition, traces of inspiration drawn from the byliny about Stavr Godinovich can be found there as well as from tales of other unfairly slandered beauties, for instance those about a merchant’s daughter.Сказки типа «Спор о верности жены» (СУС 882A) в русской народной традиции появились в результате фольклоризации древнерусских редакций “Повести утешной о купце” Беняша Будного, восходящей к “Декамерону” Джованни Боккаччо (9 новелла второго дня). В статье предпринимается попытка выявить формы соотношения эпизодов первой части сказок о верной жене с двумя из пяти литературными редакциями новеллы, т.е. с текстами Первоначальной и Сказочно-былинной редакциий. Проведенный анализ показывает, что, естественно, все они формировались еще и под влиянием фольклорного материала, в том числе сказочного и былинного (сказки о невинно оклеветанной купеческой дочери, былины о Ставре Годиновиче)

Сюжетно-композиционные особенности северных вариантов сюжета «Спор о верности жены» (СУС 882А)

Pełna wersja artykułu dostępna jest na stronie http://kizhi.karelia.ru/library/ryabininskie-chteniya-2015/1554.htmlВ докладе предпринимается попытка выявить сюжетно–композиционные особенности севернорусских вариантов сказки о верной жене. Для определения их специфики, с одной стороны, необходимо было обратиться к их литературным источникам, т. е. к древнерусским редакциям Повести о купце Беняша Будного, с другой – к реализациям сюжета, зафиксированным в других регионах России.In the report an attempt to reveal plot and composite features of the North Russian versions of the tale about the faithful wife is made. For determination of their specifics, on the one hand, it was necessary to address to their references, i. e. to Old Russian editions of the Story about merchant by Benyash Budny, with another – to the realization of a plot recorded in other regions of Russia

Cztery pory roku według Aleksego Remizowa

Среди писателей рубежа XIX и XX веков своеобразным отношением к сказочно-мифологической традиции выделяется Алексей Ремизов. Убедительной иллюстрацией этого является цикл сказок "Посолонь". В первых рецензиях на книгу Ремизова подчеркивалось способность писателя вживаться в мир древних обрядов и детской фантазии, способность преодолеть прежние, преимущественно отстраненно-этнографическое подходы к фольклору. Сам писатель тоже высоко ценил свою дебютную книгу, в своем дальнейшем творчестве неоднократно возвращался к ее образам и мотивам, свойствами и именами персонажей "Посолони" станут наделяться знакомые писателя. И все же "Посолонь" представляет собой прежде всего поэтическу картину времен года, поэтому именно этот ее аспект прослеживается в настоящей статье

Stalin Jasne Słoneczko, czyli folklor w rękach propagandy

The article is an attempt to analyse the phenomenon of using folklore by the Bolshevik authority with the aim of spreading propaganda. Immediately after the Great October Socialist Revolution, there was no indication whatsoever that folklore could be a form of spreading the Communist ideology. On the contrary, it was severely criticised as a relic of the former epoch, and there was even a call for total eradication of this form of art. With time, however, when its propaganda potential was noticed by the authorities, folklore became subject to direct control in terms of the process of how it was created and studied. Folklorists gave in to the pressure of the party authority and spared no effort to make advocates of folklore bards favouring the new times. All the same, at the end of the 1930s, some folklorists came to question the value of new folklore, and, in particular, the very purpose of bringing aid to its creators. True debate about the cases of distorting folklore flared up only after the death of Stalin and, at shorter or longer intervals, it has lasted to this day. Moreover, researchers into folklore are not so much interested in the problem of its authenticity; they rather address the use of some defined conventions by folklore creators. These conventions concern outlook on the world, style or genre. The folklore of the Stalinist era studied in this way is becoming a kind of key to understanding the essence of the cultural processes that developed in a rather disreputable period in Russian history

Семантика и сюжетно-композиционные функции яблока и яблони в сказочном фольклоре

The aim of this article is to describe the meanings and compositional as well as plot-related functions of an apple and an apple tree in Polish folktales. The analysis of the texts leads to the conclusion that both an apple tree and the fruit it bears are most frequently connected with the symbolism of love and marriage. Such a conclusion can be drawn especially on the basis of stories in which the hero is required to undertake a long and exhausting journey to obtain the golden apple. The hero is also supposed to fight against the opponents who guard such fruit. The protagonist’s endeavours bring unexpected results and end in his marrying the princess. Apart from that, an apple tree and apples fulfil many other functions. By way of illustration, they can indicate a person’s moral attitude; convey information about the ensuing event or a character’s life situation; take the form in which folktale protagonists, or their helpers, exist; are the means of identification of the hero or of confirmation of his new social-cultural status, and the means of special transformation as well as of the physical or biological transformation of a human being

Сюжетный тип 510В "Ослиная шкура" в польской сказочной традиции

W niniejszym tekście częściowo wykorzystano materiał z hasła słownikowego przygotowanego w ramach grantu Ministerstwa Nauki i Szkolnictwa Wyższego (nr rej. 1bH15018483, kierownik projektu dr hab., prof. UMK V. Wróblewska). Zob. I. Rzepnikowska, Kopciuszek, http:// bajka.umk.pl/ (15.05.2019).This article analyzes the composition and literary and folk origins of the wellknown international folktale type ATU 510B, “Donkey Skin”, whose plot concerns a father’s plan to marry his daughter. The girl is terrified at the prospect of the marriage and at first demands that she be made three marvellous dresses and then clothes made from animal hide. She finally leaves her family home and hires herself out as a servant in a neighbouring kingdom. After many adventures, the girl marries a prince. In Polish oral folklore, stories of this kind exist under the name “Mysi kożuszek” (T 510B “Mouseskin Coat”); they belong to one of three varieties of Cinderella folktales. Analysis shows that they were more influenced by the German variant (Allerleirauh by the Brothers Grimm) than by the French version (Peau d’âne by Charles Perrault), also about a young girl who wears animal-skin clothes. At the end of the tale, the prince usually recognizes the heroine not by a ring but by a slipper, which marks it as closer to stories about Cinderella.В статье предпринята попытка проследить сюжетно-композиционные особенности и фольклорно-литературные источники польских вариантов всемирно известного сюжетного типа ATU 510В “Donkey Skin”, повествующих о девушке, которая во избежание инцестуальных притязаний отца сначала требует сшить ей три чудесных платья, а затем звериный наряд. В нем она наконец покидает родной дом, нанимается служанкой в соседнем королевстве и после некоторых приключений выходит замуж за принца. В указателе сюжетных типов Юлиана Кшижановского сказки озаглавлены «Мышиная шубка» (Т 510В “Mysi kożuszek”) и составляют одну из трех разновидностей повествований о Золушке. Их анализ показывает, что в большей степени на них повлияла немецкая (“Allerleirauh” братьев Гримм), чем французская версия сказки о девушке, переодетой в звериный наряд (“Peau d’âne” Charlesa Perraulta). Несмотря на это, в финале героиня узнается принцем не по колечку, а по башмачку, т. е. подобно тому, как в повествованиях о Золушке

Pathogenic Effect of GDAP1 Gene Mutations in a Yeast Model

The question of whether a newly identified sequence variant is truly a causative mutation is a central problem of modern clinical genetics. In the current era of massive sequencing, there is an urgent need to develop new tools for assessing the pathogenic effect of new sequence variants. In Charcot-Marie-Tooth disorders (CMT) with their extreme genetic heterogeneity and relatively homogenous clinical presentation, addressing the pathogenic effect of rare sequence variants within 80 CMT genes is extremely challenging. The presence of multiple rare sequence variants within a single CMT-affected patient makes selection for the strongest one, the truly causative mutation, a challenging issue. In the present study we propose a new yeast-based model to evaluate the pathogenic effect of rare sequence variants found within the one of the CMT-associated genes, GDAP1. In our approach, the wild-type and pathogenic variants of human GDAP1 gene were expressed in yeast. Then, a growth rate and mitochondrial morphology and function of GDAP1-expressing strains were studied. Also, the mutant GDAP1 proteins localization and functionality were assessed in yeast. We have shown, that GDAP1 was not only stably expressed but also functional in yeast cell, as it influenced morphology and function of mitochondria and altered the growth of a mutant yeast strain. What is more, the various GDAP1 pathogenic sequence variants caused the specific for them effect in the tests we performed. Thus, the proposed model is suitable for validating the pathogenic effect of known GDAP1 mutations and may be used for testing of unknown sequence variants found in CMT patients

"Сказочный" Чапаев в русской фольклорной традиции

The article is focused on an analysis of fairy-tale image of a Russian Civil War hero – Vasiliy Chapayev. Author of the paper is seeking for answers for the following questions: what elements of Chapayev biography and what personality traits attracted folk performers (narrators) attention; what are the reasons of their chooses; to what folk motives and threads they referred to depict (present) those elements and traits; whether the image of Chapayev, that realizes specific thread/motive, has its own specificity. In the most general terms, folk narrators attribute to Chapayev features characteristic not only for protagonists of folk fairy tales, but also historical tales, legends, epic songs as well as fairy tales-anecdotes.В данной статье речь идет о Василии Чапаеве как герое произведений, которые собиратели и публикаторы называют «сказками». Нас особенно интересуют следующие вопросы: какие стороны личности и деятельности Чапаева и почему именно они оказались актуальными для сказочников, к каким традиционным сюжетам и мотивам они прибегают, чтобы их осмыслить, имеет ли фигура Чапаева свою специфику при реализации того или иного фольклорного сюжета либо мотива. По ходу анализа нам удалось установить, что фольклорный образ Чапаева – результат своего рода обобщения. Приписываемыеему качества и поступки свойственны не только сказочным персонажам, но и героям многих других фольклорных жанров, в основном исторических преданий, утопических легенд, эпических песен и анекдотических сказок. В своей совокупности они образуют класс персонажей, которых можно условно назвать народными заступниками

Сказки типа «Спор о верности жены» и древнерусские редакции "Повести о купце" Беняша Будного (эпизоды первой части)

Publikacja dostępna pod adresem: http://dspace.uni.lodz.pl:8080/xmlui/bitstream/handle/11089/10776/6-053_066_rzepnikowska.pdf?sequence=1&isAllowed=yRussian folktales which belong to ‘The wager on the wife’s chastity’ type (882 in The Aarne– Thompson tale type index) owe their origin to the tale of Zinevra from The Decameron (II, 9) by Giovanni Boccaccio. Adapted by the Old Russian literature, it gradually became part of the oral tradition and underwent the process of folklorization. It should be stressed, however, that the tale was not translated directly from Italian but from Polish, and that it was Historia o kupcu [A tale of a merchant] by Bieniasz Budny that played the role of the mediating text. The reception of the Old Russian translation of the tale was quite favourable, as evidenced by the existence of five versions and the fact that their authors did not limit themselves to passively reproducing the original. Analysis of episodes from the first part of the tales of the faithful wife shows that folk creators were mainly inspired by two Old Russian versions of Tale of a merchant: A facetious tale and A strange tale. In addition, traces of inspiration drawn from the byliny about Stavr Godinovich can be found there as well as from tales of other unfairly slandered beauties, for instance those about a merchant’s daughter.Сказки типа «Спор о верности жены» (СУС 882A) в русской народной традиции появились в результате фольклоризации древнерусских редакций "Повести утешной о купце" Беняша Будного, восходящей к "Декамерону" Джованни Боккаччо (9 новелла второго дня). В статье предпринимается попытка выявить формы соотношения эпизодов первой части сказок о верной жене с двумя из пяти литературными pедакциями новеллы, т.е. с текстами Первоначальной и Сказочно-былинной редакциий. Проведенный анализ показывает, что, естественно, все они формировались еще и под влиянием фольклорного материала, в том числе сказочного и былинного (сказки о невинно оклеветанной купеческой дочери, былины о Ставре Годиновиче)

Piękna (nie)obecna, czyli Meluzyna w polskim folklorze bajkowym

PIĘKNA (NIE)OBECNA, CZYLI MELUZYNA W POLSKIM FOLKLORZE BAJKOWYM Celem artykułu jest próba odpowiedzi na pytanie o sposób funkcjonowania w polskim folklorze bajkowym i, szerzej, w rodzimej kulturze ludowej średniowiecznej powieści rycerskiej Historia o Meluzynie. Można mówić jedynie o pośredniej znajomości tej fabuły, o czym świadczy jej przeróbka literacka pt. Meluzyna, czyli panna z śląskiego wiatru (1947), autorstwa Stanisława Wasylewskiego. Pisarz powołuje się na ustalenia polskich badaczy folkloru, a także wskazuje na przekazywane drogą ustną opowiadania o tajemniczej dziewczynie, które były źródłem jego inspiracji twórczej. Utwór Wasylewskiego odzwierciedla jedynie pierwszą część francuskiego romansu, co prawdopodobnie wskazuje na rzeczywistą znajomość owej historii przez nosicieli tradycji ludowej. Istotne jest ponadto, że bohaterka utworu Wasylewskiego zostaje powiązana jedynie z żywiołem wiatru. Dlatego są podstawy, by sądzić, że w ten sposób pisarz odwołuje się do śląskich wierzeń, według których porywy gwałtownego wiatru były eksplikacją jęków nieszczęśliwej Meluzyny. Jak można przypuszczać, obszerna część Historii o Meluzynie, opowiadająca o przygodach synów niezwykłej matki, pozostała poza polem twórczej obserwacji pisarza ze względu na zbytnią złożoność fabularno-kompozycyjną.THE BEAUTIFUL (UN)PRESENT: THE FIGURE OF MELUSINE IN POLISH FOLK TALES This article seeks to answer questions concerning the presence and function of Historia o Meluzynie (the Polish translation of the French Le Roman de Mélusine), a medieval romance, in Polish folk tales and, in more general terms, Polish folk culture. One can speak only of indirect evidence of knowledge of the story, as exemplified by Meluzyna, czyli panna z śląskiego wiatru (1947) [Melusine, or a Maiden of the Silesian Wind], a literary adaptation by Stanisław Wasylewski. The author of this version refers to the studies contributed by native folklore researchers and to oral tales about this mysterious maiden, which, for him, were sources of creative inspiration. Wasylewski’s work relates to only the first part of the French romance, which perhaps indicates the actual state of knowledge of the story displayed by folk storytellers, especially as the heroine of Wasylewski’s text is connected with the element of the wind. This can be interpreted as the author’s reference to the Silesian belief in which gusts of violent wind were treated as the moans let out by the figure of the unhappy Meluzyna. It would appear that the extensive fragment of Le Roman de Mélusine concerning the fate of her sons remained beyond the scope of folklore- and literary-specific observation due to there being too much story- and compositionlinked complexity