Thirty Years of Religious Freedom in Russia: The Case of Ekaterinburg

The religious revival, which began nationwide during the USSR’s last decade, affected all religious denominations, including the so-called “traditional” religions, which had deep roots in Imperial Russia’s history, and new religions that appeared after the collapse of Soviet ideology. The religious renaissance manifested itself through the rapidly increasing number of religious communities, religion’s fast penetration into social and political life, and the church buildings that mushroomed all over the country. This article focuses on the history of the religious landscape in Russia since 1989, using the city of Ekaterinburg as a case study. We use the religious landscape concept to analyze the representation of different religions in the city, which manifested themselves through the buildings designed and used for public worship—the main elements and markers of religious life in the city. This research is based on contemporary statistics and narratives about Ekaterinburg’s religious institutions, as well as field observations. Elena Glavatskaya is a senior research fellow at the Institute of History and Archaeology of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences and a history professor at Ural Federal University in Ekaterinburg, Russia. She received a PhD in history for her dissertation, which focused on the Siberian people’s religious traditions. She has published over one hundred articles on ethnic and religious minorities in Russia and the Russian Orthodox Church history. Glavatskaya currently leads a research project focused on ethno-religious and demographic dynamics in the Urals

Yarovoy Law Struck the Protestants: an Interview with the Historian of Religions, Elena Glavatskaya

Elena Glavtaskaya is a professor of history at Ural Federal University in Yekaterinburg, Russia. She has defended her Kandidatskaya dissertation in 1992 and her Doktorskaia dissertation in 2005 at the university. She has also led several research projects focused on the religious landscape of the Urals and Siberia and is currently leading the research project, “Ethno-religious and demographic dynamics in mountainous Eurasia around 1900,” supported by the Russian Science Foundation. Her latest articles are “Nobody Pressed Hard, and People Listened to the Message of the Kingdom,” “Jehovah\u27s Witnesses» of the Sverdlovsk Oblast: a historical and anthropological research,” published in Quaestio Rossica, and “Religious Landscape in Post-revolutionary Russia. The Case of Ekaterinburg,” published in Transilvanian Review. She also serves as an advisory editor for Occasional Papers in Religion in Eastern Europe. She was interviewed by Sergey Belyaev, a representative of the information agency “Politsovet.ru” in January 2018

Alexey Starostin (ed.) Muslims in Russia’s Far East: History and Contemporary Situation. (Book Review)

A review of Alexey Starostin (ed.) Мусульмане на Дальнем Востоке России: история и современность (Muslims in Russia’s Far East: History and Contemporary Situation). Kazan’ : Typografia “Algoritm+”, 2020, 656 pp, hardback. ISBN: 978-5-6042963-5-6

“The regiment is doing fine ...”: the history of the missionary church tent

The article was submitted on 10.01.2014.The article is devoted to the phenomenon of mobile churches. It examines the history of the mobile missionary church tent, which was established to promote Christianity among the Mansi people – indigenous reindeer herders in the Northern Urals. During World War I this mobile little missionary church was conveyed to the infantry regiment formed in the Urals and sent to the front line in France. From the missionaries’ reports and the documents of the Russian Orthodox Church Missionary Society published in Yekaterinburg Diocese’s newsletter, it was found that the original project of the mobile missionary church tent was suggested by Arkadii Garyaev. He was a missionary priest in the northernmost parish of Yekaterinburg Diocese. Arkadii Garyaev tragically Church. The missionary church tent fully equipped with ecclesiastical throne and iconostasis weighed only 70 kg and when folded could be transported on a sledge pulled by reindeers, allowing missionaries to reach the most remote settlements of the nomadic Mansi. These qualities of the little church tent were appreciated both by the regiment’s priest, soldiers and numerous guests in frontline France during World War I.В статье рассматривается история появления на Урале походной миссионерской церкви, которая была предназначена для утверждения православия среди манси – «язычников» Северного Урала, а в годы Первой мировой войны была передана в действующую армию и оказалась во Франции – на линии фронта. На основании материалов Комитета православного миссионерского общества и отчетов миссионеров, опубликованных в «Екатеринбургских епархиальных ведомостях», удалось установить, что автором усовершенствованной походной церкви-палатки был священник-миссионер самого северного из приходов Екатеринбургской епархии, Аркадий Гаряев, трагически погибший во время гражданской войны и канонизированный Русской православной церковью. Спроектированная им походная церковь-палатка, с престолом, иконостасом и всей утварью, весила 70 кг, легко складывалась и перевозилась на оленьей упряжке, позволяя миссионерам добираться в самые отдаленные стойбища, поражая воображение оленеводов. Эти качества были по достоинству оценены полковым священником, солдатами и многочисленными гостями Восточного фронта в 1916 г

Религиозные сообщества и демографические процессы в материалах церковного учета: методы статистического анализа

The article analyses the 16th –20th century’s Eurasian population studies conducted by European and Russian universities’ demography centers, presented at the international workshop-conference in Yekaterinburg in June 2015. The religious community may be regarded one of the universal social units in the late 19th — early 284 Summary 20th century, both in Russia and European and American countries. While Russia in general lacks primary population census data, its church books that registered births, marriages and deaths with all the supplemented information are the only alternative sources to study its population’s vital events. The uniqueness of these sources is that they existed throughout Eurasia and contained nominative information comparable in character with the basic census data. These ministerial records allow solving a wide range of research tasks in studying socio-cultural changes, family history and local history, as well as conducting comparative studies in collaboration with leading European demographic centers. The most promising method of research is the creation of comparative free access databases, which researchers can analyze using statistical software.В статье анализируется опыт изучения истории народонаселения Евразии XVI–XXI вв., наработанный в ведущих европейских и российских университетских демографических центрах и представленный в докладах в ходе международного научного семинара-конференции в Екатеринбурге в июне 2015 г. Религиозные сообщества можно рассматривать как одну из универсальных форм объединений людей в конце XIX – начале XX вв. как в России, так и за рубежом – в Европе и Америке. В отсутствие данных первичного учета населения в России, единственным альтернативным источником для уточнения официальной статистики и изучения народонаселения являются метрические книги, которые велись в приходах и фиксировали данные о рождении, браках и смертности с включением информации о происхождении, социальном статусе, роде занятий и мн. др. Уникальность этих источников состоит в том, что они создавались на территории всей Евразии и сопоставимы по характеру содержащейся в них информации с переписями населения. При введении в научный оборот эти данные позволяют решать широкий круг исследовательских задач в области изучения динамики социокультурных изменений, истории семьи и локальной истории, проводить компаративные исследования совместно с ведущими европейскими демографическими центрами. Наиболее перспективным методом исследования является создание универсальных баз данных, находящихся в свободном доступе, сведения которых можно будет анализировать с помощью статистических программ

Лютеране Среднего Урала в XVIII – второй половине XIX вв.: институты, расселение, численность

The article studies the history of the Lutheran tradition in the Middle Urals as of the appearance of the first Lutherans until the late 19th century. With reference to the analysis of academic literature, archival sources and statistical service data, the author traces the history of Ural Lutheran communities formation, their ethnical makeup and the changes in their numbers. The research shows that, contrary to Catholicism, the Lutheran tradition in the Urals was formed as a full-fledged religious institution with all the necessary attributes as early as at the beginning of the 18th century. During its first years of existence, it mainly consisted of Swedes but by the end of the 18th century, the majority of Middle Ural Lutherans were descendants of German lands who came to work at factories. Socially, they were specialists working in the mining and civil spheres. Supported by the authorities, Lutherans were able to keep their faith and identity being surrounded by the dominating Orthodox population and made an integral part of the local communities participating in the development of the region.В статье рассматривается история лютеранской традиции на территории Среднего Урала, с момента появления первых лютеран до конца XIX в. На основе анализа научной литературы, архивных источников и материалов статистического учета прослежена история формирования сообществ лютеран Урала, этническая принадлежность и динамика их численности. В результате проведенного исследования установлено, что лютеранская традиция на Урале, в отличие от католицизма, сложилась как полноценный религиозный институт со всеми необходимыми составляющими уже в начале XVIII в. Первые годы своего существования она состояла преимущественно из шведов, но к концу XVIII в. большинство лютеран Среднего Урала были выходцами из немецких земель, приехавшими трудиться на заводы. В социальном отношении это были специалисты, занятые на службе по горному или гражданскому ведомству. Пользуясь поддержкой со стороны властей, лютеране смогли сохранить свое вероисповедание и идентичность в окружении численно доминирующего православного населения, органично вписались в городские сообщества, внося свой вклад в развитие региона

Внебрачная рождаемость на Урале в конце XIX — начале XX в.

Out-of-wedlock births are one of the important aspects of the demographic history in late imperial Russia. The percentage of children born to unwed mothers in the Russian Empire during the late nineteenth and early twentieth centuries was lower than the general average in European countries. However, in the specific context of the Russian demographic order, with earlier age at marriage and more universal nuptiality than in Europe generally, the study of out-of-wedlock births and especially their spatial distribution, acquires special significance. This work is aimed at studying the dynamics of out-of-wedlock births in Perm province in the decades around 1900. The authors pay particular attention to out-of-wedlock births in the city of Ekaterinburg, using official statistics and the “Ural Population Project” database, URAPP based on parish registers with vital events in five city parishes.The authors reconstruct the dynamics of out-of-wedlock births in each of the twelve Perm province counties, reflecting a general downward trend, especially in counties containing a significant proportion of Old Believers. It is established that the average level of illegitimate births among the rural population was 4%, and in cities — 9%. The out-of-wedlock birth rate increased during times of wars and social upheavals, especially in cities differing from parish to parish. In St Epiphany parish of Ekaterinburg, the illegitimate birth rate reached 41% during the famine of 1892. Concurrently, at least 11% of the women, including some from relatively wealthy families, baptised up to seven “illegitimate” children in the parish. This gives grounds to perceive the phenomenon of out-of-wedlock births not only because of the unfortunate circumstances for young women, but also as a sign of modernisation in the sphere of family and marriage relations, slowed down by archaic legislation.Феномен внебрачной рождаемости является одной из важных деталей демографического портрета позднеимперской России. Процент детей, рожденных вне брака в Российской империи в конце XIX — начале XX в., в среднем был ниже в сравнении с аналогичными показателями европейских стран. Однако в контексте отличного от Европы российского демографического порядка, включающего более ранний возраст вступления в брак и всеобщую брачность, изучение феномена внебрачной рождаемости, особенно его пространственной специфики, приобретает особую значимость. Статья нацелена на исследование внебрачной рождаемости в Пермской губернии в конце XIX — начале XX в. и ее специфики в среде сельского и городского населения. Особое внимание уделяется внебрачной рождаемости в Екатеринбурге и его отдельных приходах. Источниковую базу составили официальная статистика и база данных «Регистр населения Урала», созданная на основе метрических книг пяти православных приходов Екатеринбурга.В результате проведенного исследования была реконструирована динамика внебрачной рождаемости по каждому из уездов Пермской губернии в начале XX в., отражающая общий тренд на снижение, особенно в уездах, имевших значительную долю старообрядческого населения. Установлено, что средний уровень внебрачной рождаемости в среде сельского населения губернии составлял 4 %, а в городах — 9 %. Внебрачная рождаемость повышалась в условиях войн и социальных катаклизмов, особенно в городах. Анализ внебрачной рождаемости на уровне отдельных приходов выявил существенные отличия. Так, в Богоявленском приходе Екатеринбурга бум «незаконных» рождений (до 41 %) пришелся на неурожайные и голодные 1889–1892 гг. По крайней мере 11 % женщин, в том числе из вполне благополучных семей, крестили в этом приходе двух и более детей, рожденных ими вне брака. Это дает основания представить феномен внебрачной рождаемости не только как результат несчастливого стечения обстоятельств для молодых девушек и женщин, оказавшихся в незнакомой городской среде без поддержки семьи, но и как проявление модернизации в сфере семейно-брачных отношений

«… По закону Моисея и Израиля»: брак за чертой оседлости (по материалам еврейской религиозной общины Екатеринбурга)

This article analyses religious marriages which played an important role in preserving the identity of the Jewish urban population beyond the Pale of Settlement. It considers the basic legal provisions regulating Jewish marriages. The authors reconstruct wedding rituals typical of Russian Jews. They also analyse marriages contracted in Yeka­terinburg between the formation of the first families of Jewish soldiers in the 1850s until 1917. The main sources of research were the 8th Orenburg Batallion’s archival records containing information on marriages of soldiers during their service; the database “Ural Population Register”, containing transcribed data from Yekaterinburg synagogue’s metric books for the period between 1906 and 1917; late 19th and early 20th centuries ethnographic descriptions of Jewish wedding rituals in the western provinces of the country. According to the authors’ findings, soldiers of the 8th Orenburg Linear Batallion registered the first Jewish weddings in Yekaterinburg in the 1850s. They managed to communicate not only with their relatives remaining in the Pale of Settlement in the Western provinces of the Empire, but also with Jewish communities in Western Siberia. Permission to get married was granted by the commanders and demanded that the newly wedded be provided with their own accommodation. The research proved that Yekaterinburg Jews, with very few exceptions, contracted ethnically and religiously homogeneous marriages, which contributed to the preservation of their ethnic and religious identity. They observed religious regulations with regard to the time and date of marriage at least until 1917 and each marriage was accompanied by the signing of a marriage contract — Ktuba. The presence of a government rabbi was not mandatory; instead, the so-called spiritual rabbis or respected members of the community could conduct the wedding.В статье анализируется феномен религиозного брака, игравшего важную роль в сохранении идентичности еврейского городского населения, находящегося за чертой оседлости. В ней рассмотрены основные положения законодательства, регулировавшего браки иудеев; реконструированы свадебные обряды, практиковавшиеся российскими иудеями; проанализированы браки, заключенные в Екатеринбурге от появления первых семей солдат-иудеев в 1850-e гг. до 1917 г. Основными источниками исследования явились материалы делопроизводства Оренбургского линейного батальона № 8 за 1843–1858 гг., в которых содержалась информация о браках, заключенных солдатами во время службы; база данных «Регистр населения Урала», в которую были транскрибированы сведения из метрических книг Екатеринбургской еврейской общины за 1906–1917 гг., а также этнографические описания еврейских свадебных обрядов, практиковавшихся в западных губерниях страны в конце XIX — начале XX в. В результате проведенного исследования удалось установить, что первые еврейские свадьбы были проведены в городе солдатами Оренбургского линейного батальона, которые сохраняли связь не только с родственниками, оставшимися за чертой оседлости, но и с общинами Западной Сибири. Разрешение на свадьбу выдавало начальство, требуя, чтобы молодая семья была обеспечена собственным жильем. Браки проводились батальонным раввином, все рожденные в солдатских еврейских семьях мальчики проходили обряд обрезания. Было установлено, что евреи, за крайне редким исключением, создавали этнически и религиозно гомогенные браки, что способствовало сохранению идентичности; соблюдали религиозные предписания в отношении времени и дня заключения браков до 1917 г.; каждое бракосочетание сопровождалось подписанием брачного договора. При этом присутствие казенного раввина, официально признанного властями, было необязательным, обряд вместо него могли провести духовный раввин или уважаемые члены общины