Prescription and prohibition as manipulative categories

В статье обосновывается включение таких категорий, как предписание и запрет, в состав манипулятивных категорий религиозного дискурса. Описываются также средства выражения этих . In this article the inclusion of such categories as prescription and prohibition into the class of manipulative categories of religious discourse is being substantiated. Means of expressing these categories are also described

Discursive scheme of the life of a saint in 15th-17th centuries

В статье рассматривается каноническая дискурсивная схема русского жития с позиций семиотики. Трансцендентный контракт и анти- контракт выступают основными этапами этой схемы. Основным элементом компетенции Субъекта в агиографии выступает модальность знание, позволяющая верно интерпретировать манипуляцию Отправителя и анти отправителя. Модальность мочь необходима, но она производна от знания. Таким образом, основой компетенции святого является коммуникативная компетенция, которая формируется в полемической конфронтации с анти-Отправителем. В отличие от сказки в житиях наблюдается более сложное соотношение актантов и актеров: в сказке один актер выступает всегда в одной роли. В житиях один и тот же актер выступает в разных ролях, даже противоположных. Если в сказке герой всегда безупречен и статичен, то в житиях возможна эволюция героя, он может совершать ошибки. Чудо является необходимым компонентом жития, поскольку это элемент прославляющего испытания. Если квалификационное или решающее испытания могут быть имплицитными в житии, то прославляющее испытание постоянно присутствует в повествовании, в назидательных целях, поскольку сам жанр это . The paper considers the canonical discourse scheme of the Russian life of a saint from the point of view of semiotics. The transcendent contract and the anti-contract are the main stages of the scheme. The main element of the competence of the Subject in the hagiography is the modality of knowledge, which allows to correctly interpret the manipulation of anti-Sender and the Sender. The modality “to be able” is necessary, but it is derived from knowledge. Thus, the basis of the competence of the saint is a communicative competence, which is formed in the polemical confrontation with the anti-Sender. In contrast with the tales in the lives of saints we observe a more complex relationship of actants and actors: in the fairy tale one actor always stands in the same role. In the lives of saints the same actor can play different roles, even opposite. If in the tale the hero is always immaculate and static, then in the lives of saints the evolution of the hero is possible, the hero can make mistakes. The miracle is a necessary component of the lives of saints as an element of glorifying test. If the qualification or the decisive test can be implicit in the life, the grorifying test is always present in the story, for the hortatory purposse, since it is presupposed by the genre

Manipulation in the direct and indirect speech

В статье рассматривается соотношение прямой и косвенной речи в манипуляции на материале агиографических текстов на церковнославянском и латинском языках середины XV-XVII вв. Как правило, манипуляция представлена в виде прямой речи в православном житийном дискурсе, а в католическом житийном дискурсе — как прямой, так и косвенной речью. Это свидетельствует о том, что в православном житийном дискурсе преобладает явная гетерогенность высказывания в ее маркированной форме, а в католическом житийном дискурсе — в немаркированной форме. Более того, православному житийному дискурсу присуща репрезентативная коммуникативная стратегия, а католическому житийному дискурсу — нарративная коммуникативная стратегия. Присутствие шифтеров в православном житийном дискурсе обусловливает манипулятивное воздействие на читателя, тогда как их отсутствие в католическом житийном дискурсе позволяет говорить об информировании читателя. Если православный житийный дискурс использует авторитет чужого слова, то католический житийный дискурс опирается на «внутренне убедительное . This article discusses the role of direct and indirect speech in manipulation in the hagiographic texts of Old Church Slavonic and Latin mid XV-XVII centuries. As a rule, the manipulation is presented in the form of direct speech in the Orthodox hagiographic discourse, while in the Catholic hagiographic discourse it is both direct and indirect speech. This suggests that the Orthodox hagiographic discourse is dominated by explicit statements of heterogeneity in its labeled form, and the Catholic hagiographic discourse — in an unmarked form. Moreover, the Orthodox hagiographic discourse is characterised by the representational communication strategy, while the Catholic hagiographic discourse — by narrative communication strategy. The presence of shifters in the Orthodox hagiographic discourse has a manipulative effect on the reader, whereas their absence in the Catholic hagiographic discourse highlights the awareness of the reader. If the Orthodox hagiographic discourse uses the authority of someone else’s words, the Catholic hagiographic discourse is based on the “internally persuasive word”

The Issue of Obedience in the Anglican Confessional Thought in the mid 1629s

Тема послушания стала актуальна для англиканской конфессио- нальной мысли после Реформации. Эта проблематика вновь начала обсуждаться в 1620-х годах, когда королевская власть попыталась собрать не легитимный, по мнению многих подданных, принудительный заем. В 1627 г. изрядное количество дворян отказалось раскошеливаться и угодило в тюрьму. Следствием стало из- вестное дело «пяти рыцарей», дебаты в парламенте 1628 г. и принятая палатами знаменитая «Петиция о праве». В конце сентября 1626 г. Карл I отправил письмо епископам, призывая их обратиться с церковных кафедр к прихожанам с просьбой «помочь и поддержать» личными средствами «защиту королевства». Набирающий политический вес, лидер арминианского крыла в церкви епископ Бата и Уэльса Уильям Лод адресовал духовенству инструкцию, призывающую «напомнить под- данным о долге послушания». В статье разбираются четыре проповеди: первая именовалась «Апостольское послушание» и была произнесена 22 февраля 1627 г. в Нортгемптоне Робертом Сибторпом, вторая, названная в печати просто «Про- поведь», принадлежит капеллану короля, настоятелю Кентерберийского собора Исааку Баргрейву и была произнесена в присутствии монарха 27 марта 1627 г., еще две под общим названием «Религия и верность» прозвучали 4 июля 1627 г. перед Карлом I в королевском дворце в Отланде, графство Сари, и 29 июля в Олдертоне, графство Сэффолк из уст другого королевского капеллана Роджера Мэнверинга. Все проповеди для большего эффекта были по повелению короля опубликованы. Англиканский клир интересовался проблемой послушания и продвигал ее среди прихожан в интерпретации, угодной королевской власти, а именно: как важнейший духовный принцип, на котором держится установленный порядок. Англиканское духовенство считало монарха божьим наместником на земле, а неповиновение королю склонно было расценивать как сопротивление самому Господу, как по- пытку разрушить устроенное им иерархическое системное единство. Проповеди показывают, что англиканские клирики были близки к тому, чтобы поставить повиновение монарху выше повиновения закону и традиции. Некоторые из них полагали, что миссия поддерживать порядок дает королю право по своему усмо- трению назначать и собирать денежные субсидии с подданных. Однако были и те, кто расценивал такие заявления, как недопустимую попытку расширить границы королевской прерогативы и как покушения на исконные вольности . The idea of obedience emerged full blown for the Anglican confessional thought after the Reformation. This problem came under discussion again in 1620s, when the royal power tried to collect non-legitimate in the eyes of many subjects forced loans. In 1627 a number of noblemen refused to dip into their purse and were imprisoned. It resulted in famous Five Knights’ case, parliament debates in 1628, which contributed to the enactment of the Petition of Right. In late September 1626 Charles I sent a letter to his bishops, demanding to appeal from their cathedrae to the parish with a request to “help and support protection of the royalty” by their personal means. Coming into political force leader of the Arminian church wing bishop of Bath and Wells William Laud addressed an instruction to the clergy, which demanded to “remind subjects about their debt of obedience”. The present paper studies four sermons: the first was called Apostolic Obedience and was delivered by Robert Sibthorpe on the 22nd of February, 1627 in Northampton, the second, simply called in press The Sermon belonged to the king’s chaplain, Dean of Canterbury Isaac Bargrave and was delivered before the king’ majesty on the 27th of March, 1627. Two sermons under common name “Religion and Allegiance” were preached before Charles I by the king’s chaplain Roger Maynwaring the one on the 4th of July 1627 at the king’s palace at Oatlands Surrey, the other on the 29th of July at Alderton Suffolk. To heighten an effect all sermons were published by order of his majesty. The Anglican clergy was interested in the problem of obedience and promoted it among the parish in interpretation acceptable before the royal power, namely as the most impotent religious principle, lying in the ground of the stated order. The Anglican Church considered the king to be the vicar of God on earth, thus disobedience to the king was judged as rebellion to Christ Himself, i.e. an attempt to destroy a hierarchically systemized community settled by Him. The sermons show that the Anglican clergy was close to place obedience to the monarch higher than obedience to law or tradition. Some of them believed that a mission to support the order gave the king a right to set and collect monetary contributions from his subjects to his own discretion. Nonetheless, the others regarded such claims as an intolerable attempt to broaden the limits of royal prerogative and as aggression upon ancient liberties of subjects