Поведенческие экспериментальные модели депрессии

The review provides and describes in detail the main most commonly used behavioral experimental models of depression. Endophenotypes and criteria of validity of behavioral methods for evaluation of antidepressant activity in compounds are described. Modeling depression using laboratory animals allows us to understand the nature of depression in humans and to search for effective ways of treating.В обзоре приведены и детально описаны основные наиболее используемые поведенческие экспериментальные модели депрессии. Описаны эндофенотипы и критерии валидности поведенческих методов для оценки антидепрессивной активности у соединений. Моделирование депрессии с использованием лабораторных животных позволяет понять природу депрессии у человека и осуществлять поиск эффективных способов её лечения

Изучение нейропсихотропных свойств соединения с нейропротекторной активностью димерного дипептидного миметика 4-ой петли фактора роста нервов человека, ГК-2h

Dimeric dipeptide mimethic human nerve growth factor, bis-(N-monosucciniL-gLycyL-Lysine), GK-2h at doses 0,1, 0,5, 1,0, 1,5 mg/kg, i.p. has an antiamnesic effect on the modeLs of scopoLamine, maximaL eLectroshock or ketamin induced passive avoidance response amnesia. GK-2h at doses 1,0-1,5 mg/ kg possess weak antihypoxic und anticonvuLsive properties, it does not affect the expLoratory behavior of animaLs in the test of open fieLd.Имерный дипептидный миметик фактора роста нервов человека ГK-2h в дозах 0,1, 0,5, 1,0, 1,5 мг/кг, в/б обладает антиамнестическими свойствами на моделях амнезии условной реакции пассивного избегания, вызванной скополамином, максимальным электрошоком или кетамином, увеличивая у крыс латентное время при воспроизведении рефлекса. ГK-2h в дозах 1,0-1,5 мг/кг при различных режимах введения обладает противогипоксическим эффектом в условиях гипоксии с гиперкапнией в гермообъёме и слабым противосудорожным действием на модели судорог, вызванных максимальным электрошоком и не влияет на ориентировочно-исследовательское поведение животных в открытом поле

Introduction: Dispersed Minorities and Non-Territorial Autonomy

The concept of non-territorial autonomy gives rise to at least two important questions: the range of functional areas over which autonomy extends, and the extent to which this autonomy is indeed non-territorial. A widely used early description significantly labelled this ‘national cultural autonomy’, implying that its focus is mainly on cultural matters, such as language, religion, education and family law. In many of the cases that are commonly cited, ‘autonomy’ may not even extend this far: its most visible expression is the existence of separate electoral registers or quotas for the various groups. Part of the dilemma lies in the difficulty of devolving substantial power on a non-territorial basis: to the extent that devolved institutions are state-like, they ideally require a defined territory. Ethnic groups, however, vary in the extent to which they are territorially concentrated, and therefore in the degree to which any autonomous arrangements for them are territorial or non-territorial. This article explores the dilemma generated by this tension between ethnic geography (pattern of ethnic settlement) and political autonomy (degree of selfrule), and introduces a set of case studies where the relationship between these two features is discussed further: the Ottoman empire and its successor states, the Habsburg monarchy, the Jewish minorities of Europe, interwar Estonia, contemporary Belgium, and two indigenous peoples, the Sa´mi in Norway and the Maori in New Zealand