СТОЛЬНЫЙ ГОРОД в древнерусских и фольклорных источниках

This article attempts to determine when one of the most popular epic formulas, stolʹnyi Kiev-grad ‘Kiev the capital city’ and its variants with the attribute stolʹnyi, emerged in the epic lyrics. The fact that the adjective stolʹnyi was rarely used in Old Russian literary monuments of the 11th–17th centuries suggests that the formula might have appeared only in the 17th century, in a literary work—The Legend of the Kievan Knights. It is suggested that this formula appeared in the 17th century due to the addition of Left-Bank Ukraine and Kiev to the Tsardom of Muscovy. The formula contains a reference to the political realities of the 9th–11th centuries, when Kiev was the major city of the Russian state. The attribution of the adjective stolʹnyi to Kiev in the 17th century was intended to emphasize the fact that Moscow inherited its political leadership from Kiev.В статье предпринята попытка определить время появления в былинных текстах одной из самых распространенных эпических формул стольный Киев-град (и подобных с атрибутивом стольный). В связи с очень редким употреблением прилагательного стольныи в памятниках древнерусской литературы XI–XVII в. высказывается предположение о появлении формулы лишь в XVII в., возможно, в литературном произведении “Сказание о богатырях Киевских”. Появление формулы стольный Киев-град именно в XVII в. связано с присоединением Левобережной Украины и Киева к Московскому царству. Формула представляет собой апелляцию к политическим реалиям IX–XI вв. — к тому времени, когда Киев являлся главным городом русского государства. Употребление прилагательного стольныи по отношению к Киеву в XVII в. призвано было подчеркнуть факт наследования Москвой политического лидерства от Киева

Датировка путешествия Афанасия Никитина за три моря: новый взгляд

The article proposes a new dating of Afanasy Nikitin’s journey. An analysis of the information from A Jorney Beyond the Three Seas showed that Afanasy Nikitin distinguished between the holidays of Eid al-Fitr and Eid al-Adha and correlated them with various Christian holidays—Easter and St. Peter’s Day respectively. Before his fourth Easter, Afanasy Nikitin was no more able to correlate Christian and Muslim holidays. Afanasy’s suggested that Eid al-Fitr was celebrated 9–10 days from Easter, but in 1469, Easter fell on April 2, and Eid al-Fitr on April 14. In 1468, Easter fell on April 17, Eid al-Adha on April 24. In 1468, Eid al-Adha fell on June 21, and in 1469, on July 1. Afanasy also suggests that Eid al-Adha was celebrated on the same day as St. Peter’s day, June 29. This information allows putting forward the hypothesis that the traveler tried to determine the day of Easter in 1470, remembering the past two years of his journey, when he could still correlate Christian and Muslim holidays. In conclusion, Afanasy Nikitin’s journey began in 1467, and he returned from the trip and died near Smolensk in winter of 1472/73. DOI: 10.31168/2305-6754.2023.2.12В статье предлагается новая датировка путешествия Афанасия Никитина. Анализ сведений «Хожения за три моря» показал, что Афанасий Никитин различает праздники Ураза-байрам и Курбан-байрам и соотносит их с разными христианскими праздниками: Ураза-байрам с Пасхой, а Курбан-байрам с Петровым днем. Афанасий Никитин перед своей четвертой Пасхой теряет возможность соотносить христианские и мусульманские праздники. Афанасий пишет, что разница между Ураза-байрамом и Пасхой составляет 9–10 дней, хотя на самом деле в 1469 г. Пасха пришлась на 2 апреля, а Ураза-байрам — на 14 апреля, в 1468 г. Пасха отмечалась 17 апреля, а Ураза-байрам — 24 апреля. Афанасий сообщает, что Курбан-байрам отмечается в то же время, что и Петров день (29 июня). Однако Курбан-байрам в 1468 г. пришелся на 21 июня, а в 1469 г. — на 1 июля. Петров день отмечается 29 июня. Это дает право выдвинуть гипотезу, что путешественник пытался определить день Пасхи в 1470 г., вспоминая два прошедших года своего путешествия, когда он еще мог соотносить христианские и мусульманские праздники. Исходя из этих наблюдений, можно сделать вывод, что путешествие Афанасия Никитина началось в 1467 г., а вернулся он из путешествия и умер под Смоленском зимой 1472/73 г. DOI: 10.31168/2305-6754.2023.2.1

Сыновья Всеслава Брячиславича. Стратегия и порядок имянаречения

The article is devoted to the issue of the seniority of the sons of the Polotsk prince Vseslav Bryachislavich. The article hypothesizes that Vseslav Bryachislavich named his eldest sons in honor of Boris and Gleb—the sons of prince Vladimir Svyatoslavich. Boris and Gleb Vladimirovich had not only dynastic names, but also baptismal names—Roman and Davyd. Vseslav Bryachislavich named his first two sons the dynastic names of the Vladimirovichs (Boris, Gleb), and the third and fourth—their baptismal names (Roman, Davyd). The article also hypothesizes that Vseslav Bryachislavich did not have a son named Rogvolod. All chronicle contexts in which researchers tend to see Vseslav's son with that name refer to Vseslav's grandson, Rogvolod Borisovich. DOI: 10.31168/2305-6754.2022.11.2.12Статья посвящена важному дискуссионному вопросу о старшинстве сыновей полоцкого князя Всеслава Брячиславича. В статье высказывается гипотеза, что Всеслав Брячиславич нарек своих старших сыновей в честь Бориса и Глеба — сыновей Владимира Святославича. Борис и Глеб Владимировичи обладали не только династическими именами, но и крестильными (Роман и Давыд). В имянаречении своих сыновей Всеслав Брячиславич использовал «логичную» последовательность — назвав первых двух своих сыновей династическими именами Владимировичей, а третьего и четвертого — их крестильными именами (Роман и Давыд). В статье также высказывается гипотеза о том, что у Всеслава Брячиславича не было сына по имени Рогволод. Все летописные контексты, в которых исследователи склонны видеть сына Всеслава с таким именем, относятся к внуку Всеслава — Рогволоду Борисовичу. DOI: 10.31168/2305-6754.2022.11.2.1

Место Варшавского сборника среди списков Новгородской пятой и Псковской первой летописи

The article examines the question of whether the Warsaw Miscellany, containing the text of the Novgorod Fifth and Pskov First Chronicles, was the original of the hypothetical Chronicle of 1547 or not. In 1547 in Pskov, there was created a chronicle which for the first time combined the text of the Novgorod Fifth and Pskov First Chronicles. In Warsaw Miscellany, the text of Novgorod Fifth Chronicle begins in 1169 and ends in 1446, the text of Pskov First Chronicle begins in 1447 and ends in 1547. In historiography, there was no certainty as to whether the Warsaw Miscellany was a Chronicle of 1547 or a copy from it. The article proves that the Warsaw Miscellany is an early copy of the hypothetical Chronicle of 1547. With the help of textual analysis, I try to show the presence of secondary readings in the Warsaw Miscellany. The article also provides evidence that other copies of this Chronicle, Obolensky’s and Pogodinsky, have a common protograph that goes back to the Chronicle of 1547, bypassing Warsaw Miscellany. The article allows a new look at the relationship between the chronicles containing the text of the Novgorod Fifth and Pskov First Chronicles.В статье рассматривается вопрос о том, является ли Варшавский сборник, содержащий текст Новгородской Пятой и Псковской Первой летописи, оригиналом Свода 1547 года или нет. В статье доказывается, что Варшавский сборник является ранней копией Свода 1547 года

Development of methods of operational and production management of construction of nuclear facilities

The adoption of appropriate tactical decisions is central to the organization of operational and production controlling in the construction industry. The article discusses the issues of using simulation modelling when optimizing the schedule for performing a complex of construction and installation works performed in the process of operational and production control

Aromatic Medicinal Plants of the Lamiaceae Family from Uzbekistan: Ethnopharmacology, Essential Oils Composition, and Biological Activities

Plants of the Lamiaceae family are important ornamental, medicinal, and aromatic plants, many of which produce essential oils that are used in traditional and modern medicine, and in the food, cosmetics, and pharmaceutical industry. Various species of the genera Hyssopus, Leonurus, Mentha, Nepeta, Origanum, Perovskia, Phlomis, Salvia, Scutellaria, and Ziziphora are widespread throughout the world, are the most popular plants in Uzbek traditional remedies, and are often used for the treatment of wounds, gastritis, infections, dermatitis, bronchitis, and inflammation. Extensive studies of the chemical components of these plants have led to the identification of many compounds, as well as essentials oils, with medicinal and other commercial values. The purpose of this review is to provide a critical overview of the literature surrounding the traditional uses, ethnopharmacology, biological activities, and essential oils composition of aromatic plants of the family Lamiaceae, from the Uzbek flora

Изучение морфологических и биохимических показателей растений <i>Amaranthus tricolor</i> L. сорта Валентина

Morphometric and biochemical indices of the red-colored Amaranthus tricolor L. Valentina variety were studied, the content of the reduced form of vitamin C, the amaranthine pigment in roots, leaves, stems and inflorescences was determined. Studies have shown the presence of a high concentration of vitamin C in the leaves of amaranth both in the open ground (195 mg%) and in the film greenhouse (176 mg%). In the leaves of amaranth of different varieties of the species Amaranthus tricolor, a large amount accumulates a secondary compound - an antioxidant - amaranthine. The red-violet color of the inflorescences is due to the presence in the vegetative organs of the plant of the red-violet pigment of amaranthine. It is important to note that the amaranth Valentine variety have found substances with antioxidant activity: ascorbic acid, selenium, carotenoids, methionine. In the largest amount, amaranthine is found in the inflorescences (2.18 mg/g) and leaves (1.41 mg/g). Its predecessors are D-glucose and L-tyrosine - photosynthetic metabolites, which are used in growth processes and in the biosynthesis of amaranthine In red-colored plants of the genus Amaranthus, betacianin-amaranthine is 5-O-glucuronidoglucoside betanidine. Leaves with a high content of red-violet pigment amaranthine used in the production of food additives-dyes Amvita and Amphicra, used in the food concentrates industry. These additives, due to their antioxidant properties, enhance immunity and have immunomodulatory activity. Extraction of amaranth leaves in H2O revealed high rates of antioxidant activity (CCA from 1.81 mg EQ GK/g). The low gluten content makes amaranth an extremely valuable and useful for functional food.Изучали морфометрические и биохимические показатели красноокрашенного растения Amaranthus tricolor L. сорта Валентина, проведено определение содержания восстановленной формы витамина С, пигмента амарантина в корнях, листьях, стеблях и соцветиях. Исследования показали наличие высокой концентрации витамина С в листьях амаранта как в открытом грунте (195 мг %), так и в пленочной теплице (176 мг %). В листьях амаранта разных сортов вида Amaranthus tricolor в большом количестве накапливается вторичное соединение - антиоксидант - амарантин. Красно-фиолетовая окраска листьев обусловлена наличием в вегетативных органах растения красно-фиолетового пигмента - амарантина. Важно отметить, что у сорта амаранта сорта обнаружены вещества с антиоксидантной активностью: аскорбиновая кислота, селен, каратиноиды, метионин. В наибольшем количестве амарантин находится в соцветиях (2,18 мг/г) и листьях (1,41 мг/г). Его предшественниками являются D-глюкоза и L-тирозин - фотосинтетические метаболиты, которые используются в ростовых процессах и в биосинтезе амарантина. В красноокрашенных растениях рода Amaranthus бетацианин - амарантин представляет собой 5-О-глюкуронидоглюкозид бетанидина. Листья с повышенным содержанием красно-фиолетового пигмента амарантина используют при производстве пищевых добавок-красителей Амвита и Амфикра, применяемых в пищеконцентратной промышленности. Эти добавки благодаря антиокислительным свойствам способствуют повышению иммунитета и обладают иммуномодулирующей активностью. Экстракция листьев амаранта в H2O выявила высокие показатели антиоксидантной активности (ССА от 1,81 мг экв ГК/г). Низкое содержание глютена делает амарант чрезвычайно ценным и полезным продуктом для функционального питания

GC-MS and q-NMR based chemotaxonomic evaluation of two Leonurus species

Introduction - The genus Leonurus L. (fam: Lamiaceae) is represented in Uzbekistan by two species, L. panzerioides Popov. and L. turkestanicus V. I. Krecz. & Kuprian, which are used to treat nervous disorders and also as sedative and hypotensive agents. Objectives – To establish the taxonomic status of L. panzerioides and L. turkestanicus based on their chemical constituents analyzed by GC-MS and q-NMR. Materials and Methods – Quantitative 1H NMR (q-NMR) was used to identify and quantify known major components in the methanol extracts of these two species. Additionally, the chemical composition of the essential oils obtained from the aerial parts of these plants were analyzed by GC-MS. Results – The q-NMR analyses of L. panzerioides and L. turkestanicus revealed the presence 8-acetylharpagide, harpagide, leonurine and stachydrine as major components. Using the GC-MS method, overall 24 and 39 constituents were identified, respectively, from L. panzerioides and L. turkestanicus oils. The major constituents of the essential oil of L. panzerioides were eugenol (30.9%) and p-vinyl guaiacol (15.8%), whereas thymol (40.1%) and octen-3-ol (13.1%) were the principal compounds in the essential oil of L. turkestanicus. Conclusion – The major components in L. panzerioides and L. turkestanicus as identified by the GC-MS and q-NMR analyses, were similar to those present in other Leonurus species and thus provided chemotaxonomic evidence for the placement of these species under the genus Leonurus

Специфика сочетаний качественных и количественных характеристик клейковины у генотипов аллоцитоплазматической яровой пшеницы с аллелем <i>Wx-B1a</i>

As a result of screening of the allelic composition of genes associated with baking properties, a significant genotypic variety of forms of allocytoplasmic spring wheat (ATSGG) from the ATI PFUR collection was established. In addition to the altered forms, 15 genotypes were isolated as a result of recombinations and introgression, in the genome of which the presence of a allel of wild type Wx-B1a (primer 4F / 4R) was detected. Analysis of the content and quality of gluten in these forms of ACPG made it possible to differentiate these genotypes according to their functional characteristics, which are related to baking properties. The amplitude of the differences in the genotypes of the ACPG in terms of the mass fraction of gluten is from 21.7% to 37.8%, the quality of gluten according to the IDK parameters in the majority of the studied genotypes of the I-st group. The genotypes of the category of strong wheat are of particular value: No. 24 (cytoplasm T. timopheevii), in which the mass fraction of gluten is 37.8% (class of super-strong wheat), and also genotypes of the 1st class, in which the gluten content is not less than 32%, and the quality of gluten is not lower than the I-st group (IDK - 43-77 units.). These are genotypes No. 25 (the cytoplasm of T. timopheevii) and No. 29 (the cytoplasm of T.aestivum L., as a result of backcrossing). To the category of strong wheat of the 2nd class (mass fraction of gluten is not lower than 28%, and the quality of gluten is the I-st group), four genotypes are classified. The category of valuable wheat of the 3rd class includes two genotypes, in which the mass fraction of gluten is not less than 25%. However, the quality of gluten in these genotypes is not II-th group, but higher - it corresponds to the I-st group. Genotypes with a specific combination of the mass fraction of gluten characteristic of strong and valuable wheat, with the qualitative characteristics of gluten of the I-th group, expand the range of their intended use in the production of bakery products.В результате скрининга аллельного состава генов, связанных с хлебопекарными свойствами, установлено значительное генотипическое разнообразие форм аллоцитоплазматической яровой пшеницы (АЦПГ) из коллекции АТИ РУДН. Кроме измененных форм в результате рекомбинаций и интрогрессии выделено 15 генотипов, в геноме которых обнаружено наличие Wx-B1a («дикого» аллеля) - с помощью праймеров 4F/4R. Анализ содержания и качества клейковины у этих форм АЦПГ позволил дифференцировать эти генотипы по их функциональным характеристикам, которые связаны с хлебопекарными свойствами. Амплитуда различий генотипов АЦПГ по величине массовой доли клейковины - от 21,7% до 37,8%, качество клейковины по показателям ИДК у большинства изучаемых генотипов I-й группы. Особую ценность представляют генотипы категории сильных пшениц, в частности № 24 (цитоплазма T. timopheevii ), у которого массовая доля клейковины 37,8% (класс сверхсильных пшениц), а также генотипы первого класса, у которых массовая доля клейковины не менее 32%, а качество клейковины не ниже I-й группы (ИДК - 43-77 ед. шк.). Это генотипы № 25 (цитоплазма T. timopheevii ) и № 29 (цитоплазма T. aestivum L. как результат обратных скрещиваний). К категории сильных пшениц второго класса (массовая доля клейковины не ниже 28%, а качество клейковины - I-й группы) отнесены четыре генотипа. К категории ценных пшениц третьего класса относятся два генотипа, у которых массовая доля клейковины не менее 25%. Однако качество клейковины у этих генотипов не II-й группы, а более высокое - оно соответствует I-й группе. Генотипы со специфическим сочетанием массовой доли клейковины, характерной для сильных и ценных пшениц, с качественными характеристиками клейковины I-й группы расширяют спектр их целевого использования в производстве хлебобулочных изделий

STOLʹNYI GOROD ‘Capital City’ in Old Russian and Folklore Sources

This article attempts to determine when one of the most popular epic formulas, stolʹnyi Kiev-grad ‘Kiev the capital city’ and its variants with the attribute stolʹnyi, emerged in the epic lyrics. The fact that the adjective stolʹnyi was rarely used in Old Russian literary monuments of the 11th–17th centuries suggests that the formula might have appeared only in the 17th century, in a literary work—The Legend of the Kievan Knights. It is suggested that this formula appeared in the 17th century due to the addition of Left-Bank Ukraine and Kiev to the Tsardom of Muscovy. The formula contains a reference to the political realities of the 9th–11th centuries, when Kiev was the major city of the Russian state. The attribution of the adjective stolʹnyi to Kiev in the 17th century was intended to emphasize the fact that Moscow inherited its political leadership from Kiev